• Главная
• О журнале
• Объявления
• Текущий выпуск
• Архивы
• Поиск

Главная > № 8 (2017) > Скифский курган «Турецкая Могила» в бассейне Северского Донца



Скифский курган «Турецкая Могила» в бассейне Северского Донца

Исследования курганов скифской эпохи, имеющих насыпи относительно больших размеров (высотой не менее 4,0 м), в украинской Лесостепи осуществляются в последние десятилетия редко.

Между тем, изучение подобных погребальных памятников, относящихся к кругу аристократических, имеет чрезвычайное значение для понимания ряда важных вопросов скифской истории.

В связи с этим, заслуживают внимания результаты недавних раскопок кургана скифской поры на северо-восточной окраине Харькова (бассейн р. Северский Донец, Днепровское Лесостепное Левобережье), носящего в народной традиции наименование Турецкая Могила (рис.1, 1-2).

К моменту исследования насыпь была разрушена владельцами близлежащих земельных участков, с помощью экскаватора, по сути, на треть, особенно с восточной стороны, и достигала в центральной части высоты около 4,0 м, при диаметре 40 м (рис. 2). Следует также добавить, что верхушка насыпи была повреждена поздней, округлой в плане ямой, возможно, грабительской, и некогда установленным на  самой высокой точке кургана  триангуляционным знаком.

Примечательно следующее: в 2005 г. рядом с Турецкой Могилой фиксировалась ещё одна, небольшая насыпь, которая впоследствии была уничтожена застройкой, но гораздо интереснее были сведения, полученные благодаря фотоархиву времён Великой Отечественной войны. Обнаружена немецкая аэрофотосъёмка (1943 г.), свидетельствующая, что в районе пос. Большая Даниловка существовал курганный могильник из 5 насыпей, при этом самой большой из них являлась Турецкая Могила (рис.1, 2).

Стратиграфические и планиграфические наблюдения позволили зафиксировать и проследить наличие в кургане впускного и, по сути, полностью разрушенного им основного скифских захоронений. Они оба располагались в центральной части подкурганной поверхности.

Над основным погребением первоначально была сооружена насыпь из плотного светло-серого грунта, высотой около 3,0 м и диаметром 22,8 м. Она прекрасно фиксировалась визуально во всех профилях кургана (рис. 3, 4).

Насыпь ограничивалась кольцевым рвом диаметром 29,0 х 28,3 м с двумя перемычками, ориентированными по оси СВ – ЮЗ. Ширина, глубина и профилировка рва варьировали на ряде его участков (рис. 6; 7; 15). Максимальная ширина рва по верху 1,6 м, максимальная глубина от уровня древнего горизонта (далее – ДГ) 0,95 м. Минимальная ширина 0,7 м, минимальная глубина 0,2 м.  Ширина перемычек равна 1, 8 (СВ) и 2,2 (ЮЗ) м.

Судить конкретно о форме и размерах основной могилы сложно. Она фиксируется  следующими  маркёрами. Прежде всего, – двумя линзами материкового выкида в профиле В1-В в виде неправильных полуовалов, с двух сторон от вертикальной ямы впускного погребения, прорезавшего основное.

Линзы выкида лежат на уровне ДГ, при этом  они  различны по мощности (рис. 3, 2; 4, 2). Ширина одной из них до 2,0 м при высоте до 0,5 м, другой – до 1,0 м, при высоте до 0,3 м. Столь незначительный по объёму  материковый  выкид указывает на то, что основная могила не отличалась значительными размерами.

Это наблюдение подтверждается двумя иными показателями: краем  очень  небольшого  тёмного пятна могильной ямы основного погребения,  примыкающего с СВ к пятну впускной могилы (рис. 5; 6; 10) и – укажем, несколько забегая вперёд – небольшим, неглубоким корытообразным углублением – краем основной могилы, отмеченным в торцевой северо-восточной стенке обширной впускной могилы. Судя по нему, глубина основной могилы была не менее 1,10 м от уровня ДГ. Судить же об иных размерах невозможно. Ориентирована могила, скорее всего, была по оси СВ-ЮЗ, соответственно расположению перемычек  кольцевого рва.

Материковый выкид основной могилы был обложен дубовыми отёсанными досками[1] шириной примерно 10 см. Их следы отчётливо видны сверху, на выкиде (рис. 6, 1). К выкиду, вероятно, по всему периметру, примыкала деревянная вымостка очень плохой сохранности, фиксируемая в основном тленом (рис. 6, 1). Её реконструируемый диаметр достигает 15,5 м. Наиболее выразительный участок –  в северо-восточной половине подкурганной поверхности. В остальных местах вымостка разрушена при сооружении впускного погребения. Практически по всей открытой площади вымостки встречались следы горения.

Датировать основное захоронение сложно, поскольку предметы инвентаря из самой могилы не сохранились. Однако во рву, в нижней части заполнения, на затёке, обнаружены остатки тризны – фрагменты двух сосудов (1, 2), которые, несомненно, связаны с этим захоронением (рис. 6, 1). Они залегали примерно на одном уровне: лепной горшок – на глубине 0,84 м, части тулова амфоры – на глубине 0,78-0,80 м от уровня ДГ.

В некоторых местах нижнего заполнения рва, иногда до глубины 0,90-0,91 м, вблизи фрагментов амфоры, встречались отдельные плохо сохранившиеся кости коровы и лошади.

Описание находок из нижнего заполнения рва:

1) Горшок лепной, фрагментированный (рис. 8, 1-2).

Подобные сосуды, на первый взгляд, не дают узкой даты: в керамическом комплексе  Днепровского Лесостепного Левобережья они встречаются в памятниках VII-IV вв. до н.э. Но есть два обстоятельства, говорящие в пользу относительно раннего характера этой находки. Во-первых, отсутствие  закраины на дне сосуда, что свойственно в первую очередь для сосудов архаических, VII‑VI вв. до н.э. На это в своё время обратил внимание В.П. Белозор, имея дело с массовым керамическим материалом зольников в урочище Царина на Бельском городище[2]. Во-вторых, подлощённость внешней поверхности сосуда, что также присуще горшкам относительно раннего времени.

2) Часть тулова пифоидной амфоры (рис. 8, 3). Реконструируемый максимальный диаметр тулова 40 см. Черепок оранжево-светло-коричневый, в изломе пористый, с крупными включениями слюды. Морфологические части амфоры отсутствуют.

Похоже, что определённую помощь в определении даты основной могилы могут оказать и сохранившиеся детали погребальной обрядности.

Прежде всего, обратим внимание на традицию обкладки деревом или корой линз (или кольца) материкового выкида вблизи могилы. В кругу погребений скифского времени Днепровского Лесостепного Левобережья такая черта фиксируется весьма редко. К числу наиболее ранних случаев стоит отнести курган № 14 у с. Купьеваха Харьковской обл. (бассейн р. Ворскла), где корой была обложена южная часть валоообразной насыпи[3]. Однако в указанном регионе эта особенность, в основном, характерна для погребальных комплексов 2-ой половины VI – начала V вв. до н.э. В том же Купьевахском могильнике она засвидетельствована в курганах №№ 19, 17, 8[4]. В курганах бассейна Ворсклы эта черта встречена также в погребениях V в. до н.э., где деревом обложена, помимо самого выкида, и близлежащая площадка[5]. Несколько подобных случаев отмечено и в погребениях Днепровского Лесостепного Правобережья, в частности бассейна р. Рось[6], относящихся к V‑началу IV вв. до н.э., при этом дерево обкладки у них обожжено, также как в Турецкой Могиле[7].

Что же касается памятников скифского времени бассейна Северского Донца, то, пожалуй, единственной и достаточно близкой аналогией ситуации в Турецкой Могиле является погребение в кургане № 2 у с. Тетюшино Валковского р-на Харьковской обл.  Линза материкового выкида П‑образной формы и весь участок, где нет выкида, были обложены  деревом, по кругу. Тем не менее, следов горения там нет. Дата указанного погребения по сохранившемуся инвентарю – в пределах 3‑ей четверти VI в. до н.э.[8]

Использование огня с целью ритуального очищения места захоронения (площадки) или самой погребальной конструкции, в частности  деревянного перекрытия и пр. широко известно в погребальном практики народов древности, в том числе кочевников предскифского и скифо-сарматского времени и не является каким-либо  чётким хроноиндикатором. Широко встречается эта деталь в погребальных памятниках Лесостепи, в том числе и на Левобережье Днепра, включая бассейн Северского Донца[9].

Таким образом, приведённые аналогии лепному горшку из нижнего заполнения рва, связанного с основным захоронением, и некоторым деталям погребального ритуала  позволяют предположить, что эта могила относится, скорее всего, к концу VI в. до н.э. и, возможно, близка по времени  кургану № 2 у с. Тетюшино.

Судя по палеоботаническим исследованиям золы под  первой насыпью, захоронение в основной  могиле было осуществлено в апреле – мае.

Учитывая расположение основной могилы в центре подкурганной поверхности, наличие ритуального рва вокруг насыпи, остатки тризны, размеры кургана можно вполне  определённо  предположить, что в основном захоронении кургана был погребён мужчина.

По прошествии определённого времени в кургане было совершенно второе, впускное захоронение. С этой целью в первоначальной насыпи была устроена горизонтальная «рабочая» площадка, основательно повредившая первоначальную насыпь (рис. 3; 4). С неё был осуществлён вертикальный прокоп сквозь насыпь в материковый грунт, с учётом размеров, формы и ориентировки могилы. Извлекаемая земля насыпи складировалась на площадке. Там же по мере углубления складывалась и материковая глина.

Впускная могила представляла собой погребальную конструкцию, состоящую из двух основных частей – погребальной камеры и входной ямы. Могила ориентирована по оси СВ-ЮЗ (рис. 6; 9; 10; 15).

Чрезвычайно интересно, что впускная могила точно сориентирована на перемычки кольцевого рва, который, бесспорно, соотносится с первым основным погребением (рис.6; 15) Этот факт недвусмысленно свидетельствует о том, что ко времени совершения второго впускного погребения указанный ров не был ещё заполнен грунтом и чётко ограничивал первую насыпь.

Общая длина могилы 9,90 м. Погребальная камера имеет вид вытянутой прямоугольной ямы со слегка скруглёнными углами. Её размеры: длина – 5,45 м, ширина по центру – 3,27 м, глубина от уровня ДГ – 2,00 м (рис. 9; 10; 15).

Несомненно, камера таких размеров должна была иметь первоначально деревянное перекрытие, которое со временем разрушилось и просело в могилу.

Входная яма примыкает к погребальной камере с ЮЗ. В плане она неправильной прямоугольной формы, со слегка скруглёнными углами, значительно расширяется у входа.  Её размеры: длина – 4,45 м, ширина возле камеры – 2,18 м, ширина по центру – 2,18 м, ширина  юго-западной стенки – 2,72 м, глубина от уровня ДГ – 1,0-1,3 м.

Стены и полы погребальной камеры и входной ямы достаточно ровные, но при этом пол входной ямы плавно понижается в стороны погребальной камеры, которая  расположена на 0,80 м ниже.

К моменту исследования впускной могилы, входная яма была заполнена материковой глиной (рис. 4, 1; 7). Несмотря на довольно значительные размеры входной ямы, в ней отсутствовали какие-либо находки.

Вход в погребальную камеру со стороны входной ямы перекрывался закладом из нескольких досок, которые сохранились плохо (рис. 10). Столбы для закрепления заклада отсутствовали.

Юго-западный угол входной ямы частично прорезается круглой в плане ямой диаметром по верху 1,70 м и глубиной 1,88 м от уровня материкового края. Яма сужается ко дну, имея в сечении конусовидную форму. Она выкопана с уровня ДГ, что подтверждается отсутствием её контура на близлежащем профиле насыпи (рис. 6; 9; 15). Яма была забита плотным чернозёмом. Сверху над её заполнением фиксировалось пятно небольшого кострища. Какие-либо находки отсутствуют. Назначение данной ямы не понятно, хотя связь её с погребальной конструкцией – несомненна.

Следует подчеркнуть, что в кругу погребальных памятников скифской поры на Северском Донце[10] могилы подобной конструкции неизвестны[11].

Не получили они распространения и в иных регионах Днепровского Лесостепного Левобережья. К числу редких исключений относится сходная погребальная конструкция в кургане у с. Барановка, в междуречье Ворсклы и Псла. При этом курган – ранний, скорее всего, VII в. до н.э.[12] C другой стороны, подобные могилы широко известны в скифскую эпоху в Днепровском Лесостепном Правобережье, причём они вполне определённо соотносятся с кочевниками скифской культуры, проникавшими на разных этапах их истории в данный регион. В их числе, известные архаические погребения – в большом кургане у с. Иванковичи в Киевском Поднепровье[13], гробница в кургане № 491 у с. Макееевка[14], Репяховатой Могиле (гробница № 1) в басейне р. Тясмин[15], кургане № 6 (погребение № 1) у с. Яснозорье в Поросье[16]. В среднескифский период такие гробницы известны в курганах №№ 400-401 у с. Журовка в бассейне р. Тясмин[17]. К позднескифскому времени относится, например, гробница № 2 в кургане Скифская Могила близ Мотронинского городища[18]. Правда в таких погребениях, есть, как правило, дополнительные деревянные конструкции в вид опорных столбов, вертикальной обшивки стен плахами и пр. Примечательно, что во всех упомянутых погребениях были похоронены представители скифской знати.

Что же касается забутовки входной ямы материковой глиной, то нам она пока достоверно известна лишь в боковой гробнице скифского царского кургана Солоха (начало IV в. до н.э.) в Нижнем Поднепровье.  Примечательно, что и там, несмотря на довольно приличную площадь входной ямы, какие-либо находки отсутствовали[19].

Впускная могила (а точнее – её погребальная камера) была, как минимум, дважды ограблена: в древности, с помощью горизонтальной наклонной траншеи, ведущей с СЗ к широкой стене погребальной камеры и в более позднее время, вероятно, в конце XIX или начале XX вв. вертикальной ямой, по контуру погребальной камеры. Кстати, видимо, при вторичном ограблении могли быть выброшены остатки дерева перекрытия. Следы «позднего» ограбления хорошо просматривались в профиле В1-В и фиксировались при снятии насыпи кургана в плане (рис. 3, 2). По всей видимости, грабители сделали прокоп в северной части полы кургана, который вел в самый центр погребения. Именно здесь в мешаном грунте также были обнаружены кости и фрагмент красноглиняной амфоры.

Грабительская траншея была впущена в материк с полы кургана и наклонно шла в виде лаза в сторону погребальной камеры, резко углубившись к стенке могилы. Её длина 5,0 м, ширина по центру 0,8 м, перед входом в погребальную камеру – с 0,7. Максимальная глубина, траншеи от уровня материкового края, перед входом в могилу 1,35 м (рис. 6; 9; 10; 15). К моменту исследования была заполнена чернозёмом различной плотности. В самом начале траншеи найдены остатки дерева, ближе к погребальной камере – несколько достаточно коррозированных фрагментов металлического щита в виде пластин со следами жёсткого крепления с помощью бронзовой скобы (1-2). К слову сказать, эти находки – свидетельство того, что древнее ограбление произошло через определённое время, когда ряд металлических предметов в могиле пришёл в негодность. Наконец, у входа в погребальную камеру найдено несколько зубов человека.

После второго, позднего, опустошительного ограбления впускной могилы, ни один из оставшихся предметов погребального инвентаря, по сути, не находился in situ. Все немногочисленные вещи, отдельные кости человека и животного были в переотложенном состоянии (рис.10). Исключение составляют лишь в определённой степени сохранившиеся участки деревянного погребального помоста, который, судя по всему, занимал значительную часть погребальной камеры. Наиболее хорошо они представлены в северо-восточной половине погребальной камеры в виде сплошного деревянного тлена размерами 1,80 х 2,00 м. В юго-восточной половине – от помоста сохранились три фрагментированные лаги, лежащие параллельно друг другу и перпендикулярно длинным стенам могилы, на которые первоначально выстилались доски помоста. Расстояние между лагами 0,5 – 0,8 м. Реконструируемые размеры помоста примерно 3,5 х 2, 00 м (рис. 9).

Найденные разрозненные человеческие кости принадлежат двум погребенным: мужчине (возраст 40-60 лет) и более молодой особе, возможно, женщине (?)[20]. Учитывая ориентировку погребального сооружения по оси СВ-ЮЗ, можно предположить, что, во всяком случае, основной покойник был ориентирован головой на СВ.

От мясной напутственной пищи сохранились немногочисленные кости лошади и коровы[21].

На различных глубинах в заполнении погребальной камеры и на его дне были найдены следующие предметы погребального инвентаря: несколько железных пластин и бронзовых креплений от щита (1, 2), целый ряд отдельных панцирных пластин различных размеров и небольшие их блоки, «сварившиеся» в процессе коррозии (3), 11 бронзовых наконечников стрел (4), вток железный копья (5), 3 железные ворворки (6), половинка биметаллического псалия (7), фрагментированный арибаллический лекиф (8).

Описание находок из могилы:

1-2) Достоверно деталями металлического щита с полосчатым покрытием являются одна поломанная железная полоска с приваренной к ней бронзовой скобкой (найдена в грабительской траншее) и 6 бронзовых скобок, из которых лишь 2 сохранились целиком (рис.11, 1).

Действительно, именно наличие такой жёсткой проволочной связи между пластинами встык отличает наборы щитов от панцирных наборов, где крепление пластин (или чешуек) между собой и на основу доспеха осуществлялось с помощью мягких ремешков[22].

3) Пластины (чешуйки) металлического наборного доспеха, возможно, панциря, хотя совершенно не исключено, что часть из них относилась к набору штанов или чешуйчатого шлема. Эти разновидности металлического доспеха засвидетельствованы в скифской паноплии, причём пластины их набора – практически одинаковы, за редким исключением.

Металлически пластины сохранились плохо, сильно коррозированы, многие из них обломаны. Лишь несколько экземпляров являются целыми, что позволяет говорить об их размерах и форме (рис.11-12).

Учитывая присутствие среди сохранившихся металлических наборных пластин разных принципов набора, можно осторожно допустить, что в состав наборного доспеха входил не только панцирь, а, возможно, и иные виды защитного вооружения.

4) Наконечники стрел трёхлопастные бронзовые (11 экз.). Сохранность плохая, сильно корродированы. Определим тип 9 экз. Восемь из них относятся к наконечникам с более или менее выступающей втулкой, башневидной головкой, прямоугольным, П-образным ложком на половину или 2/3 высоты головки (рис. 13, 1-8). У одного экземпляра, с головкой подобного типа, – втулка практически не выделена, расположена вровень с лопастями (рис.13, 9). Концы лопастей у некоторых наконечников слегка отогнуты в стороны. У двух экземпляров – следы брака на втулках в виде овальных лакун (рис.13, 1, 9).

Примечательно, что во втулках наконечников сохранились древесные волокна, позволившие определить породу дерева, из которого изготавливались древки стрел, а именно – дуб черешчатый.

Восемь описанных наконечников характерны для колчанных наборов всего V в. до н.э.[23] Девятый экземпляр – с втулкой вровень с остриями лопастей, башневидной головкой, заглубленным ложком на половину высоты головки – более обычен для комплексов 2-ой половины V в. до н.э.[24] Таким образом, дату сохранившихся стрел можно сузить до 2-ой половины V в. до н.э.

5) Вток копья трубчатый, железный. Сильно корродирован и фрагментирован (рис.13, 22). Древесные волокна, сохранившиеся во втулке, свидетельствуют об изготовлении древка копья из дуба.

Подобные трубчатые втоки, как деталь копий или дротиков, встречаются на протяжении всей скифской эпохи и узкой даты не дают.

6) Ворворки срезанно-конические железные (3 экз.). Корродированы. Две из них сохранились целиком, одна – обломана сверху (рис.13, 19-21).

Ворворки принадлежат к категории полифункциональных предметов, получивших широкое распространение в скифской материальной культуре. Они использовались как элемент одежды, доспеха, на чехлах копий или дротиков, в конской узде. Железные ворворки появились ещё в раннескифское время, но массовое распространение получают в V-IV вв. до н.э.[25]

7) Псалий S-видной формы. Сохранилась верхняя (или нижняя) часть изделия, обломанная в районе восьмёрковидного расширения, которое имело два отверстия для крепления к узде. Псалий – железный, но сверху (и, очевидно, снизу) был украшен бронзовыми шариками. Железный стержень псалия корродирован (рис.13, 12).

Изделие относится к группе биметаллических псалиев. По типологии А.Д. Могилова, это псалии типа II.4.1.2 (комбинированные, с железным центром и бронзовыми концами S-видной формы). Они наиболее хорошо известны в древностях скифской культуры Лесостепи и относятся к V-IV вв. до н.э.[26]

8) Лекиф арибаллический, чернолаковый, краснофигурный. Сохранился в виде нескольких фрагментов, горло, ручка – отсутствуют. Реставрирован. Лак очень хорошего качества. Изображение правостороннее – лежащий кошачий хищник, по-видимому, пантера (рис. 14, 1-2).

Арибаллические чернолаковые лекифы с краснофигурными изображениями кошачьих хищников встречаются нечасто, во всяком случае, – в Северном Причерноморье. К их числу, к примеру, относятся два фрагментированных сосуда из собрания Одесского археологического музея (найдены предположительно в Пантикапее и Ольвии). На них определённо изображены пантеры. Поза животных абсолютно аналогична той, что имеет место на лекифе из Турецкой Могилы. Однако головы хищников даны в профиль, и животные расположены на обычной светлой полоске, не украшенной овами. Эти лекифы относятся к началу IV в. до н.э.[27] К числу ольвийских краснофигурных лекифов c изображением пантеры относится и сосуд (дата 425-375 гг. до н.э.), хранящийся в Бонне в собрании Akademischen Kunstmuseum[28].

Известны находки лекифов с изображениями пантер и на Боспоре, где их дата также обычно определяется концом V - началом IV в. до н.э.[29]

Изображения лежащих кошачьих хищников, достаточно подобные, но не идентичны представленному на лекифе из Турецкой Могилы, известны на ряде лекифов в собрании иностранных музеев, при этом их хронологические рамки не отличаются большой конкретностью[30].

Как минимум, два ещё подобных изображения пантер известно на фрагментах асков, из материалов Афинской Агоры[31]. Наиболее близкое из них представлено на сосуде, данном в каталоге под 1177. Дата – ранний IV в. до н.э. Изображение на втором фрагменте (№ 1174) тоже довольно сходное. Сосуд датируется поздним V или ранним IV вв. до н.э.

Таким образом, вполне очевидно, что обнаруженный во впускном погребении Турецкой Могилы краснофигурный арибаллический лекиф (к слову сказать, единственный пока с изображением кошачьего хищника из найденных в скифских памятниках Северного Причерноморья), узкой даты, похоже, не даёт. Близкие изображения пантеры известны на сосудах как конца V, так и начала IV вв. до н.э. Правда, есть один нюанс, на который, как представляется, имеет смысл обратить внимание. Ряд краснофигурных лекифов в собрании Государственнного Эрмитажа, под рисунками на которых изображены овы, относятся ко 2-ой половине-концу V в. до н.э.[32]

После совершения захоронения на кургане, на склонах первоначальной насыпи и во рву была осуществлена тризна. Её следы в виде довольно многочисленных костей животных, к сожалению, плохой сохранности, встречались в различных местах насыпи. Среди них – кости лошади, коровы, при этом значительно преобладали конские кости. Во рву, на некоторых участках, в верхней части его заполнения (глубина от 0,35-0,38 м) также встречались немногочисленные кости упомянутых животных. 

Обращает на себя внимание ситуация   на одном из северо-западных участков рва, в верхнем заполнении. Здесь находились в непосредственной близости несколько досок или плах (на некоторых следы горения), кости животных и развал красноглиняной амфоры (9). Несомненно, последняя хронологически соотносится с впускным захоронением. По-видимому, упомянутые доски играли роль некоего столика для поминального пиршества. На этой площадке зафиксирован мелкий бой лепной и гончарной керамики. Возможно, здесь же рядом поджаривалось мясо, что и объясняет наличие следов горения.

Описание находок в верхнем заполнении рва:

9) Амфора красноглиняная, Хиос. Восстановлена полностью (рис. 14, 3).

По типологии С.Ю. Монахова, относится к варианту ботрос типа IV (или тип IV B) хиосской тары (фракционные амфоры с прямым горлом или амфоры «нового стиля», по В. Грейс). Наиболее хорошо такие амфоры представлены в материалах ольвийского ботроса 1979 г., а также ольвийского склада № 2 (1971 г.). Одно из отличий таких амфор – невысокое цилиндрическое горло.

Дата: четвёртая четверть V в. до н.э. или, скорее всего, 420-410 гг. до н.э.[33] Подобные амфоры известны в ряде пунктов Северного Причерноморья, встречаются они изредка и в Лесостепи, например, зафиксированы в зольниках №№ 3-4 селища в урочище Царина на Бельском городище, в бассейне р. Ворсклы[34].

Приведённые аналогии предметам погребального инвентаря из впускного погребения Турецкой Могилы дают достаточно оснований ограничить его хронологические рамки 2-ой половиной – концом V в. до н.э., а с учётом даты хиосской амфоры сузить их до двух последних десятилетий V в. до н.э.

Судя по возрасту молодой коровы (6-7 месяцев), мясо которой было положение в могилу в качестве напутственной пищи, впускное захоронение было осуществлено в конце осени.

Таким образом, сохранившиеся находки, имеющие отношение к основному и впускному скифским погребениям Турецкой Могилы, позволяют полагать, что между ними существовал хронологический разрыв примерно в 100 лет. В свете этого допущения становится вполне понятным, почему в центр кургана с существующим уже скифским захоронением была впущена также скифская могила, разрушившая более раннее погребение. Иными словами, «устроители» впускной могилы не знали, кому принадлежит курган и где располагаются под его насыпью захоронения. В пользу версии о значительном хронологическом разрыве между осуществлением погребений в кургане говорит и состояние первой насыпи: её грунт к моменту сооружения впускной могилы был настолько плотен, что это позволило горизонтально срезать часть насыпи и устроить на ней рабочую площадку.

Случаи практически полного разрушения ранних скифских захоронений более поздними скифскими могилами крайне редки. В качестве примера можно привести ситуацию в кургане № 2 у с. Яснозорье вблизи г. Черкассы, в бассейне р. Рось. Здесь основное погребение № 1 в центре кургана,  конца VI в. до н.э., было прорезано и, по сути, уничтожено впускной могилой № 2, датируемой концом V или началом IV вв. до н.э.[35] Как видим, и  в данном случае между осуществлением захоронений в кургане прошло продолжительное время.

После совершения захоронения и тризны, насыпь Турецкой Могилы была значительно увеличена за счёт досыпки, которая перекрыла и кольцевой ров. Диаметр кургана возрос до 40 м.

Вся поверхность вторичной насыпи (судя по профилям кургана) была обмазана жидкой глиной, которая, засохнув, превратилась в своеобразную крепиду. Толщина слоя глины колеблется  на разных участках насыпи от 0,15-0,20 до 0,45-0,50 м (рис. 3; 4).

Столь необычная  конструктивная особенность закрепления насыпи кургана крайне редка. Нам известны лишь два подобных случая. Речь идёт об упоминавшемся уже скифском царском кургане Солоха в Нижнем Поднепровье, в котором насыпь над двумя захоронениями после досыпки (конец V – рубеж V-IV вв. до н.э.) также была закреплена слоем, скорее всего, жидкой глины, толщиной от 0,26 до 0,75 м[36].  Использование подобной глиняной крепиды, судя по всему, имело место и в кургане № 1 у с. Ильинцы в Лесостепном Побужье, относящемуся к IV в. до н.э. Он также отличался насыпью значительных размеров[37].

Чрезвычайно важно, что направления дуг обмазки насыпи, от края к вершине, хорошо фиксируемые в профилях (особенно показателен профиль В1-В) дают вполне объективно данные о высоте кургана  в скифскую эпоху. Принимая во внимание ситуацию на самом высоком из сохранившихся профилей насыпи, реконструируемая высота кургана на данном участке была не менее 6,8 м (рис. 3, 2). Однако мы должны учитывать, что этот профиль отражает не самую высокую точку кургана. Именно на ней в своё время стоял триангуляционный знак, и здесь располагалась какая‑то поздняя яма, несомненно, разрушившая вершину. Иными словами, у нас есть все основания считать, что в скифскую эпоху курган имел высоту не менее 7,0 м.

Принимая во внимание достаточно большие размеры впускной могилы и осуществлённые ограбления, нет сомнений в том, что в ней первоначально было несравненно большее количество предметов погребального инвентаря.

Но даже те немногочисленные находки, что сохранились, вполне однозначно дают основания трактовать данную могилу как место погребения знатного тяжеловооруженного скифского воина, похороненного, скорее всего, в сопровождении зависимого (?) лица, возможно, женщины, а также деталей конской упряжи, символизирующей конское захоронение.

О принадлежности захоронения к скифской, скорее всего, кочевой, элите свидетельствуют, конечно, и размеры насыпи Турецкой Могилы. Нужно подчеркнуть, что курганов больших размеров (подобных тем, что есть в степном ареале Северного Причерноморья, в Посулье на территории Левобережной Лесостепи, или в Киевском Поднеровье – на Правобережье) в бассейне Северского Донца известно совсем немного, да и масштабы их несколько иные. К ним в первую очередь относятся следующие погребальные памятники: Хомякова Могила (высота не менее 8 м), входивший в состав Песочинского могильника, одна из насыпей в г. Люботин (высотой до 8 м), несколько насыпей высотой 6-7 м, у с. Большая Гомольша. Меньшие размеры (до 5 м) присущи нескольким курганам у сёл Тетюшино и Зелёный колодец («Высокая Могила»). В свете этих данных, курган Турецкая Могила выглядит вполне представительно.

Напомним, что Турецкая Могила входил в состав небольшого курганного могильника (5 насыпей), будучи самой высокой из них – курганом-лидером. Принимая во внимание размеры этого кургана и исходя из получившей признание в скифоведении стратификации курганов кочевой элиты Северного Причерноморья с учётом их высоты, мы вправе видеть во впускном погребении кургана Турецкая Могила место погребения одного из номархов[38], в которых, не без основания, усматривают военных предводителей значительных племенных подразделений или племён[39].

Список сокращений:

РА – Российская археология

СА – Советская археология

САИ – Свод археологических источников

CVA – Corpus Vasorum Antiquorum

---

[1]Определение породы дерева здесь и далее осуществлено Поповым А.И., инженером 1-ой категории ботанического сада Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина.

[2]Белозор В.П. Исследования зольников в урочище Царина // Мурзин В.Ю., Ролле Р., Херц В., Скоры й С.А., Махортых С.В., Белозор В.П. Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2001 г. К., 2002. C. 53.

[3]Бойко Ю.Н., Берестнев С.И. Погребения VII-IV вв. до н.э. у с. Купьеваха (Ворсклинский регион скифского времени).  Харьков, 2001. C. 50, 133, рис. 46, 4.

[4]Бойко Ю.Н., Берестнев С.И. Указ. соч. С. 94, рис. 7, 1; С. 122, рис. 35,1; С. 127, рис. 40, 1.

[5]Мурзин В.Ю., Ролле Р., Херц В., Махортых С.В. Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1996 г. К., 1997. С. 6, 10, рис. 6.

[6]Ковпаненко Г.Т., Скорый С.А. К изучению погребального обряда скифского времени в Поросье // СА. – 1988. –  ¹ 2. С.73-83, рис. 3-5.

[7]Ковпаненко Г.Т., Скорий С.А., Батуревич Є.Ю. Кургани скіфського часу поблизу с. Іванівка на Київщині // Археологія. – 1996. – 4. С.103, рис. 2, III; С. 107, рис. 5, III; С. 111, рис. 7, I ,III.

[8]Бандуровский А.В., Буйнов Ю.В. Курганы скифского времени. Северскодонецкий вариант. К., 2000. С. 189, рис. 49, 3.

[9]Бандуровский А.В., Буйнов Ю.В. Указ. соч. С. 46.

[10]Бандуровский А.В., Буйнов Ю.В. Указ. соч. С. 33-39.

[11]Гречко Д.С. Населення скіфського часу на Сіверському Дінці. – Київ, 2010. С. 45-49.

[12]Кулатова И.Н., Луговая Л.Н., Супруненко А.Б. Курганы скифского времени междуречья Ворсклы и Псла. Москва-Полтава, 1993. С. 88.

[13]Скорый С.А., Солтыс О.Б., Белан Ю.А. Большой курган эпохи скифской архаики на Киевщине // РА. – 2001. – 4. С. 130, рис. 6.

[14]Галанина Л.К. Скифские древности Поднепровья (Эрмитажная коллекция Н.Е. Бранденбурга). – САИ. – Вып.Д1-33. М., 1977. С. 26-29.

[15]Ильинская В.А., Мозолевский Б.Н., Тереножкин А.И. Курганы VI в. до н.э. у с.Матусов // Скифия и Кавказ. К, 1980. С. 34, рис. 3.

[16]Ковпаненко Г.Т., Бессонова С.С., Скорый С.А. Новые погребения раннего железного века в Поросье // Древности скифов.  К., 1994. – С. 50, рис. 4.

[17]Ильинская В.А., Тереножкин А.И. Скифия VII-IV вв. до н.э. К., 1980. С. 251, 253.

[18]Скорый С.А., Хохоровски Я. Аристократический курган Скифская Могила вблизи Мотронинского городища (Украинская Правобережная Лсостепь) // Стратум плюс. – 2005-2009. – 3. С. 273.

[19]Манцевич А.П. Курган Солоха. Публикация одной коллекции. Ленинград, 1987. С. 15, 17, рис. 5.

[20]Антропологическое изучение осуществлено А.Д. Козак, к.и.н., с.н.с. отдела биоархеологии Инстиута археологии НАН Украины.

[21] Палеозоологическое определение костей животных здесь и далее осуществлено В.Л. Бондаренко, сотрудником Музея природы Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина.

[22]Черненко Е.В. Скифский доспех. К., 1968. С. 68.

[23]Скорый С.А. Стеблёв: скифский могильник в Поросье. К., 1997. С. 27, 159, рис. 55, 26.

[24]Скорый С.А. Указ. соч. С. 26-27, 139, рис. 55, 21

[25]Могилов О.Д. Спорядження коня скіфської доби у Лісостепу Східної Європи. Київ-Кам`янець-Подільський, 2008. С.81, 368, рис. 148.

[26]Могилов О.Д. Указ. соч. С. 36, 288, рис. 73, 7-12.

[27]Буравчук О.В. Краснофигурные арибаллические лекифы из собрания Одесского археологического музея // Античный мир и варвары на юге России и Украины. Ольвия, Скифия, Боспор. – Москва-Киев-Запорожье, 2007.  С. 40, рис. 6, 3-4; С 48-49.

[28]Corpus Vasorum Antiquorum, №230146.

[29]Шталь И.В. Свод мифо-эллиниских сюжетов античной вазовой росписи по музеям Российской Федерации и стран СНГ: леканы, аски, лекифы, ойнохои. М., 2004. С. 70, №№ 49-55.

[30]Corpus Vasorum Antiquorum, №№3311, 024192.

[31]Moore Mary B. Athic Red-Figured and White-Ground Pottery // The Athenian Agora. – vol. XXX. Princeton-New Jersey, 1997, №№ 1174, 1177.

[32]Передольская А.А. Краснофигурные аттические вазы в Эрмитаже.  Ленинград, 1967, № 223, табл. CLI, 1; № 241. табл. CLII, 3.

[33]Монахов С.Ю. Греческие амфоры в Причерноморье. Типология амфор ведущих центров-экспортёров товаров в керамической таре. Каталог-определитель. Москва-Саратов, 2003. С. 19-20, 239, табл. 9.

[34]Ролле Р., Герц В., Махортых С., Белозор В. Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2002 г. К., 2003. С. 25, рис. 11.

[35]Ковпаненко Г.Т., Бессонова С.С., Скорый С.А. Новые погребения раннего железного века в Поросье // Древности скифов.  К., 1994. С. 47-52, рис. 3.

[36]Манцевич А.П. Курган Солоха. Публикация одной коллекции. Ленинград, 1987. С. 9-10, 15.

[37]Бессонова С.С. Курганы Лесостепного Побужья // Древности скифов. К, 1994.  С. 8, рис. 2,5.

[38]Мозолевский Б.М. Товста Могила. К., 1979. С. 152, табл. 4; С. 154-157.

[39]Іллінська В.А., Тереножкін О.І. Скіфський період // Археологія Української РСР. Т.2. К., 1971. С. 45.

(c) 2017 Исторические Исследования


Это произведение доступно по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivatives» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 4.0 Всемирная.

ISSN: 2410-4671 Свидетельство о регистрации СМИ: Эл № ФС77-55611 от 9 октября 2013 г.